Арцыбашев Михаил - Сильнее Смерти
Михаил Петрович Арцыбашев
Сильнее смерти
I
Здоровенный блузник, в деревянных башмаках, с треуголкой национального
гвардейца на круглой голове и с тяжелым ружьем в руках, отворил дверь Жану
Лемерсье. Он неуклюже посторонился, пропуская маленького ученого, и сверху
посмотрел на его рыжий паричок с таким выражением, как будто недоумевал,
почему бы ему просто не треснуть прикладом по черепу этого друга врагов
народа.
Подгибающимися ножками в коричневых заштопанных чулках Жан Лемерсье
переступил порог и увидел грязные стены, маленькое тусклое окно, забранное
решеткой, кучу соломы и два человеческих силуэта, закопошившихся на полу, в
полосе света, упавшего из отворенной двери.
Это была обыкновенная тюрьма: для мелких воришек, пьяниц и неосторожных
должников. В обычное время здесь беззаботно насвистывали уличные песенки
неунывающие оборванцы, мрачно вытрезвлялись подгулявшие извозчики или сидел,
ковыряя штукатурку, какой-нибудь мелкий лавочник, сетующий на превратности
судьбы и торговли. Теперь, в грозные дни народного гнева, это жалкое,
скучное здание, о котором часто забывало само тюремное ведомство,
превратилось в страшную революционную тюрьму, из которой выход был только
один: на подмостки гильотины.
Жан Лемерсье остановился при входе, невольно вздрогнув, ко/да тяжелая
дверь с железным гулом захлопнулась за ним и загремел ключ, поворачиваемый в
замке. Сердце его сжалось, точно эта дверь закрылась за ним навсегда, но еще
больше сжалось оттого, что он увидел Жюля Мартэна в такой обстановке.
Один из двух, лежавших на соломе, - поднял голову и долго вглядывался в
неожиданного посетителя. При слабом свете окна, пробитого под самым
потолком, Жан Лемерсье узнал знакомое лицо.
Но, Боже мой, как страшно и печально оно изменилось!.. От
жизнерадостного, энергичного Жюля Мартэна, молодого ученого, подававшего
такие громадные надежды, его любимого ученика и его гордости, казалось,
ничего не осталось в этом худом, землисто-сером лице с горящими и
обведенными черными кругами глазами приговоренного к смерти человека.
Он был взлохмачен и небрит; его крупный горбатый нос опустился и повис;
платье было разорвано и запачкано известкой; на щеке чернел длинный рубец
запекшейся крови: кто-то во время ареста ударил его пикой в лицо и едва не
разорвал рот.
Жан Лемерсье горестно стоял на пороге, не в силах будучи произнести ни
одного слова. Мартэн тоже молчал и смотрел на своего старого учителя так
тупо и тяжело, точно не узнавал его или уже не интересовался ничем из своей
прошлой жизни, такой красочной и деятельной, полной таких возможностей и
стремлений и не имеющей ничего общего с той предсмертной тоской, в которой
он провел эти три дня.
- Жюль! - слабым голосом воскликнул старичок. Милый Жюль!..
Он поднял руки к потолку и опустил их на свой рыжий паричок, подогнув
колени. Слезы потекли из-под его круглых смешных очков.
И по этому движению, без слов, Жюль Мартэн понял, что все усилия были
напрасны, и участь его решена.
Никто не может описать тех страшных и жалких судорог человеческой души,
в которых, потрясаются и сердце, и разум, но в следующую минуту Жан
Ле-мерсье, старый, сухой ученый, уже стоял на коленях, в грязной соломе, и
трясущимися старческими руками обнимал голову, на которую он и великая наука
возлагали столько светлых упований и которая завтра должна отлететь под
ударом кровавой машины.
Другой заключенный приподнялся на соломе и с безобразной гримасой
смотрел на них.
Это был настоящий уличный с